Молодой послушник монастыря был уже не раз наказан за провинности, уличён в нерадивости. За то, что порученные дела по хозяйству монастырскому не выполнял…
Назначено послушание новое – и вновь провинность…
Призвал настоятель послушника: «Что с тобою, брат?»
- Не знаю, отец, что делать мне… Грешен я рассеянностью: «ускользают» от меня дела порученные… Не слушается меня разум мой, подводят меня руки мои…
- Что ж, брат, иди в келью свою и молись непрестанно о прощении грехов своих, да о даровании тебе разума светлого… и усердия в делах Господних. Ступай же… Приглядеть за тобою велю.
Пошёл послушник в келью свою.
А вечером брат старейший к нему заходит, глядит, есть ли молитвенное усердие… Раз, другой войдёт, да всё одно видит: сидит молча послушник, молитв не читает, к алтарю не подходит… А на лице улыбка играет…! Будто и греха нет! Пошёл да рассказал настоятелю…
Вновь призвал настоятель послушника.
- Что ж ты, брат? Видно, и впрямь тебя дьявольская сила обуяла? Почему молитву не творишь? Грехи не замаливаешь!?
- Ах, отче! Побуждался я и брался за молитвочтение. Да пока слово скажу, уходит от меня Любимый… Побуждался и брался я к покаянию в грехах. Пока в поклоне встаю, исчезает Родной… Только сердце к покаянию принуждать начинаю, а уж ушло из него дыхание Его… Только мыслью к молитве направлюсь, уж потеряла мысль голос Его… Горе мне, горе несчастному, горе грешнику…
«Господи, что говорит он! Гореть нам всем из-за него в аду пламенном…» – задумался настоятель, нахмурился.
- Ступай пока, – сказал тихо…
А вечером тихое пение стало слышаться в монастырском коридоре. Вышли монахи. К келье послушника подошли. Слышат голос высокий и слова тихие:
«Я глуп, я немощен…
И подвержен греху ужасному…
Бездействие и нерадивость
со мною..
Рассеянность со мною… Беда со
мною – грех со мною!
А я… – с Тобою…
Когда же мне молиться
и каяться, если
Время моё – Часы Твои…
мгновения мои – Вечность Твоя…
Как же сердцу оплакать грех свой,
если биение его – Дыхание Твоё…
Уйдёт в слезе радость –
Умрёт от разлуки сердце…
Как же трудиться мне,
если вся сила моя – в стремлении
за Тобою…
Но Быстрее Света мчишься Ты…
Играешь Ты со мной!
Не успеть мысли, не успеть сердцу…
Но Ты со мною, как я с Тобою…
И в Солнце этой Близости
тают все льды…
Тают мысли мои,
исчезают все чувства мои –
сгорает всё, что не Ты!
Господи, Любимый – Дитя!
Не видят очи ничего, не слышат
уши ничего.
Лишь Ты, убегающий!
Лишь за Тобою поспеть…
Не скроешься, не скроешься.
С Тобою я, как Ты – со мною…»
Возмутились монахи… Той дерзости непомерной да «кощунству» неслыханному! На утро изгнали послушника из монастыря. Ушёл он тихо, с той же неизменной улыбкой, едва заметной…
Всей братией принялись замаливать грех общения с «кощунником». А келья его пустовала долго, никто не решался занять её: свет из стен струился, и пение тихое раздавалось… Все думали: сила нечистая. Да благоухала келья, и голос звучал серебристо, ангельски…
А слов не понять, только одно… ясно так:
«…с Тобою я, как Ты – со мною»…