О тонкости музыкальной образности сказано так много, что многие даже не задумываются о том, что прекрасные "поэтические" суждения об особенной несказуемости музыки вовсе не означают, что мысль в музыке "не обязательна".

Несмотря на то, что важнейшее в музыкознании понятие "музыкальная мысль" прямо говорит о "мысли", словосочетание "музыкальная мысль" именно в музыкальной практике "мысль" как таковую редко означает.

Если вы спросите исполнителя, какова идея (в интерпретаторском смысле или в авторском произведении), вас скорее всего отнесут к "безнадёжному" теоретику, мол, "идея" – это к курсу музыкальной литературы. Однако и в теории музыки, изучаемой на всех уровнях музыкального образования, "музыкальная мысль" – вовсе не та конкретная энергия и содержание, чем является мысль человека, в чём бы она ни проявлялась.

Музыкознание в его самых значительных концепциях, которые сейчас находятся в основе музыкального образования, тоже сложилось в русле материалистического мировоззрения (причём в условиях тоталитаризма, не позволяющего выходить за рамки установленных позиций).

Материалистический взгляд на сознание человека стал основой и понимания музыки. Тем не менее, критерии в классическом русском (советском) музыкальном образовании всегда были высокими – высокохудожественными и высококультурными, и поэтому дали расцвет мастерства и знаменитую качеством "школу", которая до сих пор сильна во всех бывших республиках Советского Союза. Учителя, следующие принципам "классической" школы по-прежнему требуют от своих учеников выразить словесно не только идею музыкального произведения, но и мысль каждой музыкальной темы ("О чём играешь?").

И форма, и музыкальная интонация, вместе с комплексом выразительных возможностей, рассмотрены в музыкознании детально, но поскольку мысль как реальность отсутствует в материалистической психологии и философии музыки, соответственно и в материалистическом музыкознании, то и понятие "музыкальная мысль" имеет описательные трактовки, которые сводятся к характеристикам интонирования – как выражению логики движения в музыке, логики интонирования и выразительных средств.

Задачу вникания и выражения идеи и строя музыкальных мыслей, эту идею выражающих, конечно, настоящий музыкант решает в своём творчестве, но это настоящее – весьма редкое явление.

Смыслы в великой музыке действительно тонки и глубоки, трудно выразимы, но не потому, что "неописуемы", но потому, что очень возвышенны. Возвышенное часто "несказуемо".

Но случилось обратное (как со множеством истин в наше время): этот смысл "невысказываемое высокое" превратился в "невозможно определить".

Так на практике представление о музыкальной мысли перестало быть чем-то значимым. А стремление ускорить процесс обретения исполнительского мастерства и мода на "вундеркиндов" легко вытеснили процесса обучения воспитание мышления в музыке (которое зависит от музыкального слуха, но отнюдь не ограничивается им).

Современное исполнительство даже на "звёздных" уровнях (причём, на классической сцене) очень редко радует слушателей глубиной мысли и тонкостью трактовок. Даже так называемая "длинная" – цельная и протяжённая линия – "музыкальная мысль" (не фрагментарность), стала редкостью. Красивая, возвышенная мысль в исполнении – необычайная редкость. Справедливости ради, надо сказать, что не только в музыке, но и в театре, и в балете, и в скульптуре… Проблема эта касается всех видов искусства: яркая "выразительность" при отсутствии в сознании исполнителя того существенного, что выражается.

Сейчас говорим о музыке, о том, как пагубно отсутствие предметности в таких понятиях, как "музыкальная мысль" и "мысль" как таковая. Незнание о мысли как энергии и содержании, которое может быть как высоким, так и низким, как утончённым, так и грубым, – неминуемо обесценивает искусство. В этом основная проблема.

Невнимание к мысли в музыке открывает врата именно грубости, которая проявляется сначала как поверхностность вместо той глубины, "виртуозная" пустота вместо содержательности (которая имеется в авторском замысле великих произведений). Затем постепенно утверждается как яркая грубость, когда качество выразительности (выражения смыслов) заменяется аффектами, эмоциональной ажитацией. И постепенно под крики "браво" искусство становится всё более и более похожим на некий яркий вид спорта.

Даже в комментариях на этом нашем очень молодом канале уже достаточно высказано суждений о том, что якобы мысль в музыке в принципе не имеет определённости, невыразима и т.д.

Мысль может быть трудно выразима в слове, но при этом мысль как таковая – явление вездесущее. И если отсутствует само стремление выразить в слове "о чём", "какова идея", то туманные мыслеформы и примитивность эмоций станут уделом искусства надолго.

Постоянно человек излучает энергии мысли. "Безыдейность" – это тоже мыслеэнергия – определённого качества. В чём же вредоносность безыдейности, скажем, исполнения некоего классического произведения? –

Самое первое "зло" безмыслия – это та "невыразимая словами" – скука, в которую погружает зал такой исполнитель. В результате сотни неискушённых слушателей уходят с убеждением в том, что "классика скучна и непонятна". Но что самое "удивительное", многие музыканты сами так считают, часто откровенно говоря о том, что "предпочитают Баху – джаз". Причина тому – укоренившееся невнимание к содержанию исполняемых произведений, и масса "чисто технических" трудов, при которых великие творения были лишь средством оттачивания технического мастерства.

Ошибаются те, кто считает, что высокое чувство вполне проявляется и без оформленности мысли. Чувство – тоже мысль, неоформленные, неустремлённые чувства грубеют. Безмыслие исполнительства пагубно для искусства.

Об этой проблеме в своё время много говорилось и писалось. Много и точно сказано Г. Нейгаузом, говорившим, что очень немногие из студентов понимают, работая над произведением, с каким великим творением и выражением человеческого духа и мысли они имеют дело. Сейчас безмыслие исполнительское и "имитация" выразительности стали почти нормой.

Тема мысли в музыке обширна и глубока, имеет множество аспектов. Но она лишь кажется противоречивой. Конечно, всегда можно сказать, что истинно музыкальный, одарённый исполнитель, с врождёнными задатками, будет исполнителем цельным и одухотворённым, впечатляющим слушателей, зажигающим в них огни отклика. Это верно, но, есть такая реальность, как "система".

Система музыкального образования очень влияет на весь процесс воспитания каждого музыканта и, как следствие, слушателей. Внимание и чуткость к мысли так же необходимы в системе музыкального образования, как, к примеру, в системе медицины - к психической энергии (той же энергии, мысленной).

Мы будем продолжать тему мысли в музыке и искусстве. Предлагаем нашим читателям подумать о том, насколько связаны знания о мысли и внимание к энергии мысли – и дальнейшее развитие искусства в направлении глубины и одухотворённости, когда важнейшие идеалы из "красивых" абстракций смогут стать "рабочими принципами" уже на новом уровне осмысления "вечного" критерия в искусстве – Красоты.